Новые Антеи или ностальгия по настоящему?
Я очень хорошо помню Антона, одного из первых моих клиентов.
Кабинет я тогда арендовал в старом уютном московском доме. Как настоящий москвич, этот дом не чванлив, но богат памятью: знавал Пушкина, видал Чайковского, довелось ему быть участником событий 1812 года, и стоит он на одном из московских холмов, выходя окнами на странной формы переулок «загогулиной», что бежит вниз к Солянке от Покровских ворот.
Антон пришел на прием совершенно «разобранный». Мое впечатление от него на первых минутах разговора – это не лицо, не голос, а его руки, которые нервно крутили мобильник. Я смотрел на этот телефон, слушал перечисление анкетных данных (престижный московский вуз, с отличием законченный, учеба в Европе, работа в престижной фирме) и лихорадочно думал, что же я буду делать. Тем временем Антон уже рассказывал, что он плотно «сел» на успокоительные препараты и хотел бы с кем-то уточнить схему приема. На этом месте я понял, что никакие анекдотические «вы хотите поговорить об этом?» делу не помогут и что у меня в профессиональном багаже имеется только один инструмент, с которым есть шанс что-то предпринять. Я попросил Антона лечь и стал работать через лайб-терапию (телесно-ориентированную психологическую методику). В начале нашего контакт-общения я долго-долго держал его за ноги чуть ниже колен, передавая свое участие и одновременно немного прижимая его к ковровому покрытию, к телу нашего особнячка, к московской земле. Потом я попросил сделать несложные дыхательные и медитативные упражнения и… скоро выяснил, что не знаю, что делать с клиентом, который настолько хорошо успокоился и расслабился, что заснул во время сеанса. Как сказал мне через пару минут, - когда я все же решился его разбудить, - с некоторым упреком Антон, он уже несколько месяцев не мог нормально заснуть.
Я нарочно подробно рассказывал про место нашей работы, мне это кажется важным – что принесло спокойствие, в каком месте, в каком доме. Сейчас мне кажется, что работали мы втроем – Антон, я и этот Дом. Такой, знаете, Старый Московский Дом, каменный, с толстыми белеными стенами, со стрельчатыми окнами на втором этаже.
… Итак, Антон приехал в отпуск, а на самом деле вынужден был взять на своей заграничной работе больничный, просто потому, что не мог больше жить в совершенно благополучной европейской стране, в отличных условиях, с хорошей карьерной перспективой… и совершенно один. Когда я его попросил подробно расписать на бумаге все плюсы жизни «там», он сделал это очень легко и быстро. Хорошие социальные условия, гарантированное качественное медицинское обслуживание, практически никакой преступности, культурные люди вокруг, достойная пенсия в конце карьеры. Симметричные минусы на родине, да еще отсутствие стабильности, и кризис власти, и прочее, с неизбежными дураками и дорогами. Действительно, положа руку на сердце – там объективно лучше жить. Вопрос у меня к Антону был чисто лингвистический: «А где среди этих плюсов личные местоимения - «я люблю», «мне важно», «я хочу»? Ведь не скажешь же – я, мол, люблю качественную страховую медицину. Или я люблю гарантированный социальный пакет к окладу. Получилось, что все личные местоимения оказались в той графе, которая была отведена отечеству. В котором живут и родители Антона, и друзья, и даже любимая девушка…
Сегодня я знаю, что эта история – типичная. Антон – совершенно конкретный молодой человек (разумеется, с измененными мной личными данными), но он одновременно общий тип из множества клиентов, пришедших на прием к психологу, и не только ко мне одному, как выяснилось после общения с коллегами. Подобрать этому обобщенному клиенту имя было легко, Антон – это прямой родственник, потомок того самого Антея, который мог бесконечно питаться силой от прикосновения к Земле, Гере, своей родной матери, но который очень быстро ослаб, когда Геракл лишил его контакта с землей.
Общие черты всех Антонов-Антеев:
-очень хорошее образование, а также знание иностранных языков, что еще больше открывает и так практически открытые границы и позволяет претендовать на работу за рубежом,
-хорошая перспективная карьера в благополучной западной стране (разброс большой – от стран Западной Европы до Америки и даже Австралии),
-большая карьерная мотивация, трудолюбие в работе,
-первоначальное намерение эмигрировать из родной страны,
-НЕличный выбор эмиграции, который зачастую не осознается (как правило это решение родителей),
-отсутствие личного интереса к той стране, куда этот человек переезжал, к ее культуре, народу и т.д. (как прямое следствие предыдущего пункта),
-значительное время, прожитое за границей (несколько лет). Вероятно, все силы первое время уходят на адаптацию и наличие конкретной задачи активизирует психологические ресурсы и одновременно отвлекает от всех вопросов, которые не носят ситуативного характера.
Последний пункт, связанный с длительным временем жизни в западной культуре часто положительно сказывается в нашей работе. Во всяком случае, это уже «западный» клиент психолога, понимающий, что ему нужна психологическая помощь, ожидающий этой помощи, но при этом совершенно без предубеждения и без опаски (что свойственно многим нашим согражданам) относящийся к психологу. Некоторые даже имеют опыт обращения к психологу «там».
Как бывает зачастую, первичный запрос клиента имеет мало общего с тем глубинным вопросом, который формулируется уже в процессе совместной работы. Человек может просить убрать невротические проявления, научить его расслабляться, помочь принять решение об оптимальном продолжении карьеры, посоветовать успокоительные средства, иногда даже просит его загипнотизировать, чтобы легче было переносить неприятности. И только самые талантливые и уже много размышлявшие о себе и своей ситуации люди список вопросов к психологу заканчивают самым главным: «Помогите мне ответить на вопрос «Кто я такой?» Работа именно с этим - главным, личностным, сущностным! - вопросом и составляет основную часть нашего совместного пути. Как для забывшего себя Антея он выражается в вопрошании: «На чем я стою?». На каких моих, подлинных для меня ценностях?
Интересно, что даже если на минуту забыть о профессиональной обязанности искать не свою личную правду, а правду клиента (что будет помогать ему править своей жизнью), автор статьи не имеет своего объективного и однозначного ответа на вопрос «где же нужно или где лучше человеку жить?». И если своя личная ситуация мне ясна, то одного общего, пусть просто статистически предпочтительного ответа я так и не нашел, хотя даже устраивал специальные опросы. Мнения разделились практически поровну, 50 на 50, причем в опросе участвовали и те, кто уехал, и те, кто живет в России. Уроженка Санкт-Петербурга, а ныне домохозяйка во Франции может быть совершенно довольна жизнью; научный работник, переехавший из Новосибирска в Англию, может считать, что вытащил счастливый билет; а живущий в российской глубинке учитель может мечтать уехать. И одновременно есть люди, живущие сейчас на Западе, которые делятся своим негативным опытом. Удалось лишь почти однозначно выделить важный фактор – любимое дело, профессия. И крайне удачно найденный собственный статус, в пределе это «гражданин мира». Так живут многие спортсмены, музыканты, художники. Все они любят свое дело, а перемещения по земному шару воспринимают как часть своей профессиональной и личной жизни, практически не проводя даже для себя разделения на первую и на вторую.
Тут можно заметить, что Антоны-Антеи не ставят своей задачей стать «гражданином мира», у них иная стратегия – стать настоящим эмигрантом, максимально интегрироваться в жизнь новой страны. Что это – предельно чёткая и честная постановка задачи? Устаревшее, переданное родителями представление о мире, который разделяют полностью непроницаемые (или в крайнем случае один раз в жизни пропускающие) «железные занавесы» и «берлинские стены»? Непринятие политической и социальной ситуации в России?
Разумеется, я не ставил перед собой задачу в коротком эссе рассмотреть весь феномен современной эмиграции как психологического явления. Это просто попытка описать одну из тенденций, которая сама собой, жизнью складывается в «тренд», в общий случай. В целом ряде клиентских ситуаций видны общие предпосылки, общность жизненных обстоятельств и семейных историй, ряд других психологических факторов. Именно типичность, а не уникальность психологической проблемы показалась мне профессионально интересной.
… Я до сих пор не знаю, как сложилась дальнейшая судьба Антона после того, как закончилась очень небольшая (из-за внешних обстоятельств) серия консультаций. Было видно, что он успокоился, и я даже не могу сказать, чья в этом была заслуга – моей, то есть нашей с ним совместной работы, - или все-таки Геры, его родной земли, друзей, родителей. На момент расставания он был собран, намного более четко представлял себе свои мотивы, положительные и отрицательные стороны любого своего решения, однако готового ответа у него не было, слишком много факторов уравновешивали друг друга и у него были различные варианты для более или менее успешного маневра. Он мог перевезти в «свои европы» близких людей, хотя бы частично. Мог найти «там» работу по душе и по силам. Очень возможно, что тогда он так и сделал.
А может быть, вчера или сегодня он все же пробегал мимо нашего с ним московского особнячка?
P.S. Образ Антона – собирательный из многих частных клиентских случаев и не имеет одного конкретного прототипа. В отличие от третьего участника наших консультаций – Старого Московского Дома, который очень любим автором и который имеет вполне конкретный адрес.
Бордуков Олег. 2012 год
